Под звездами сердца

Под звёздами сердца_1ч

Комната была погружена в полумрак, лишь слабый свет уличного фонаря пробивался сквозь шторы. Марина сидела за кухонным столом, уставившись в потрескавшуюся поверхность, где когда-то Виталик оставил след от горячей кружки. Воздух был густым от тишины, будто сама пустота давила на плечи. В голове метались обрывки фраз, образов, вопросов. Но главный из них, как шило, вонзался в сердце: «Почему? Почему он не сказал?»
Резкий звук дверного звонка заставил ее вздрогнуть. Она стиснула край стола, словно пытаясь удержать реальность.
— Не открою… Не сегодня, — прошептала Марина, но звонок повторился снова, настойчивый, как стук судьбы.

Она медленно поднялась, ноги подкашивались, словно после долгой болезни. Дверь скрипнула, открывшись на цепочку. В щели мелькнуло знакомое лицо с взъерошенными волосами и сумкой в руках.
— Проходи, Наташ… — голос Марины звучал глухо, будто из другого измерения.

Наташа проскользнула внутрь. Ее движения были резкими, энергичными, словно она принесла с собой кусочек шумного внешнего мира. Она щелкнула выключателем на кухне, и яркий свет залил комнату, заставив Марину прищуриться.
— И чего это ты сидишь в темноте, Марин? — спросила Наташа, ставя на стол пакет с продуктами. Ее голос звучал мягко, но в нем чувствовалась тревога.

Марина опустилась на стул, сгорбившись, будто стараясь стать меньше.
— Мне так… лучше, — пробормотала она, глядя на свои дрожащие пальцы.

Наташа вздохнула, доставая из сумки хлеб, сыр и помидоры. Нож застучал по разделочной доске, заполняя тишину ритмичным стуком.
— Мариш, может, уже пора взять себя в руки? — начала она, не оборачиваясь. — Я понимаю, тебе тяжело. Но ничего не исправить. Ты думаешь, Виталик был бы счастлив, видя тебя такой?

Марина сжала кулаки. Эти слова, как раскаленная игла, пронзили ее.
— Он даже не дал мне шанса… проститься! — вырвалось у нее, голос сорвался на хрип. — Как я могу «взять себя в руки», если он… если он…

Наташа резко обернулась, и Марина увидела в ее глазах слезы.
— Он любил тебя, Марин. И ты знаешь, почему молчал? — Наташа подошла ближе, положила руку на ее плечо. — Не хотел, чтобы ты страдала раньше времени. Хотел, чтобы эти месяцы были… счастливыми.

Марина отвернулась, чтобы скрыть дрожь губ. В горле стоял ком, а в груди горело, будто от кислоты.
— Что ты сегодня ела? — сменила тему Наташа, возвращаясь к бутербродам.

— Ничего… — прошептала Марина.

— Ну знаешь, подруга, так дело не пойдет! — Наташа положила нож в раковину. Звон металла заставил Марину вздрогнуть. — Ты что, за Виталиком уйти собралась?

— Нет… — Марина сглотнула, пытаясь прогнать тошноту. — Просто… всё как-то тошно. Противно.

Наташа налила в стакан воды, поставила перед ней.
— Пей. Маленькими глотками, — приказала она, и Марина послушно подняла стакан. — Ты же обещала ему дожить за двоих, помнишь? Ту поездку к морю, ту самую собаку…

— Он не успел… — голос Марины дрогнул.

— Значит, ты должна успеть.

Они ели бутерброды молча. Наташа рассказывала о работе, о новых сплетнях, о дожде, который обещали к утру. Ее болтовня, как белый шум, постепенно убаюкивала боль. Марина ловила себя на том, что кивает, даже улыбается в ответ на шутку.

Когда Наташа собралась уходить, она обняла Марину так крепко, что у той захрустели ребра.
— Договорились. Завтра жду тебя на работе, — сказала Наташа, поправляя шарф. — И поешь с утра, я в холодильнике суп оставила.

Дверь закрылась. Марина осталась одна, но тишина теперь казалась менее враждебной. Она бродила по квартире, пока взгляд не упал на фотографию в спальне. Виталик обнимал ее на том самом пикнике, где они смеялись над сгоревшими шашлыками. Его улыбка была теплой, но сейчас Марина заметила то, чего раньше не видела: в уголках его глаз таилась тень. Легкая морщинка между бровей, будто от постоянной боли.

— Ты же знал… — прошептала она, касаясь стекла рамки. — И все равно улыбался.

Грусть внезапно смешалась с благодарностью. Он подарил ей месяцы счастья без тени страха. И теперь ее очередь — сделать так, чтобы его тихая боль не стала напрасной.

Она подошла к окну, распахнула шторы. На улице начинался дождь, капли стучали по подоконнику, словно выбивая новый ритм. Завтра. Всего одно слово, но в нем уже теплилась надежда.